Неточные совпадения
У батюшки, у матушки
С Филиппом побывала я,
За дело принялась.
Три года, так считаю я,
Неделя
за неделею,
Одним порядком шли,
Что год, то дети: некогда
Ни думать, ни печалиться,
Дай Бог с работой справиться
Да лоб перекрестить.
Поешь — когда останется
От старших да от деточек,
Уснешь — когда больна…
А на четвертый новое
Подкралось горе лютое —
К кому оно привяжется,
До смерти не избыть!
— А вам разве не жалко? Не жалко? — вскинулась опять Соня, — ведь вы, я знаю, вы последнее сами отдали, еще ничего не видя. А если бы вы все-то видели, о господи! А сколько, сколько раз я ее в слезы вводила! Да на прошлой еще неделе! Ох, я! Всего
за неделю
до его
смерти. Я жестоко поступила! И сколько, сколько раз я это делала. Ах, как теперь, целый
день вспоминать было больно!
— Когда?.. — приостановился Раскольников, припоминая, — да
дня за три
до ее
смерти я был у ней, кажется. Впрочем, я ведь не выкупить теперь вещи иду, — подхватил он с какою-то торопливою и особенною заботой о вещах, — ведь у меня опять всего только рубль серебром… из-за этого вчерашнего проклятого бреду!
— Но с Авдотьей Романовной однажды повидаться весьма желаю. Серьезно прошу. Ну,
до свидания… ах да! Ведь вот что забыл! Передайте, Родион Романович, вашей сестрице, что в завещании Марфы Петровны она упомянута в трех тысячах. Это положительно верно. Марфа Петровна распорядилась
за неделю
до смерти, и при мне
дело было. Недели через две-три Авдотья Романовна может и деньги получить.
Летом, на другой год после
смерти Бориса, когда Лидии минуло двенадцать лет, Игорь Туробоев отказался учиться в военной школе и должен был ехать в какую-то другую, в Петербург. И вот,
за несколько
дней до его отъезда, во время завтрака, Лидия решительно заявила отцу, что она любит Игоря, не может без него жить и не хочет, чтоб он учился в другом городе.
Алексей Никанорович (Андроников), занимавшийся
делом Версилова, сохранял это письмо у себя и, незадолго
до своей
смерти, передал его мне с поручением «приберечь» — может быть, боялся
за свои бумаги, предчувствуя
смерть.
Но вот что, однако же, мне известно как достовернейший факт:
за несколько лишь
дней до смерти старик, призвав дочь и друзей своих, Пелищева и князя В—го, велел Катерине Николаевне, в возможном случае близкой кончины его, непременно выделить из этого капитала Анне Андреевне шестьдесят тысяч рублей.
Несколько недель спустя я узнал, что Лукерья скончалась.
Смерть пришла-таки
за ней… и «после Петровок». Рассказывали, что в самый
день кончины она все слышала колокольный звон, хотя от Алексеевки
до церкви считают пять верст с лишком и
день был будничный. Впрочем, Лукерья говорила, что звон шел не от церкви, а «сверху». Вероятно, она не посмела сказать: с неба.
Роясь в
делах, я нашел переписку псковского губернского правления о какой-то помещице Ярыжкиной. Она засекла двух горничных
до смерти, попалась под суд
за третью и была почти совсем оправдана уголовной палатой, основавшей, между прочим, свое решение на том, что третья горничная не умерла. Женщина эта выдумывала удивительнейшие наказания — била утюгом, сучковатыми палками, вальком.
За два
дня до своей
смерти Чаадаев был еще в Английском клубе и радовался окончанию войны. В это время в «говорильне» смело обсуждались политические вопросы, говорили о войне и о крепостничестве.
Мыльников явился через три
дня совершенно неожиданно, ночью, когда все спали. Он напугал Петра Васильича
до смерти, когда потащил из балагана его
за ногу. Петр Васильич был мужик трусливый и чуть не крикнул караул.
Он рассказывает, что К. К.
за три
дни до смерти все говорила, что должна умереть, сделала завещание, присоединилась к русской церкви, потому что не было пастора.
За три
дня до смерти муж привез ей русского священника из посольства.
Многие люди, которым приходилось видеть самоубийц
за несколько часов
до их ужасной
смерти, рассказывают, что в их облике в эти роковые предсмертные часы они замечали какую-то загадочную, таинственную, непостижимую прелесть. И все, кто видели Женьку в эту ночь и на другой
день в немногие часы, подолгу, пристально и удивленно останавливались на ней взглядом.
За три
дня до своей
смерти, в прелестный летний вечер, она попросила, чтоб подняли штору и отворили окно в ее спальне. Окно выходило в садик; она долго смотрела на густую зелень, на заходящее солнце и вдруг попросила, чтоб нас оставили одних.
—
За неделю
до смерти мамаша подозвала меня и сказала: «Нелли, сходи еще раз к дедушке, в последний раз, и попроси, чтоб он пришел ко мне и простил меня; скажи ему, что я через несколько
дней умру и тебя одну на свете оставляю.
За несколько
дней до своей
смерти он получил письмо из Москвы, которое его чрезвычайно взволновало…
— Это тебе наврали, браток, Афинов нету, а есть — Афон, только что не город, а гора, и на ней — монастырь. Боле ничего. Называется: святая гора Афон, такие картинки есть, старик торговал ими. Есть город Белгород, стоит на Дунай-реке, вроде Ярославля алибо Нижнего. Города у них неказисты, а вот деревни — другое
дело! Бабы тоже, ну, бабы просто
до смерти утешны! Из-за одной я чуть не остался там, — как бишь ее звали?
— Это было хорошо, дорогой синьор, и я обещал ему. Он умер через пять
дней после этих слов, а
за два
дня до смерти просил меня и других, чтоб его зарыли там, на месте, где он работал в туннеле, очень просил, но это уже бред, я думаю…
Через три
дня после получения печальных известий из Ниццы, Анне Михайловне подали большое письмо Даши, отданное покойницей m-me Бюжар
за два
дня до своей
смерти. Анну Михайловну несколько изумило это письмо умершего автора; она поспешно разорвала конверт и вынула из него пять мелко исписанных листов почтовой бумаги.
Стояло число, шедшее
за три
дня до ее
смерти.
— Ах, досада! ведь достанется же такая судьба! — восклицает Зина, топнув ногою от нетерпения. — Вот почему, если это вам
до сих пор неизвестно: не говоря уже о всех других нелепостях, — воспользоваться тем, что старикашка выжил из ума, обмануть его, выйти
за него,
за калеку, чтоб вытащить у него его деньги и потом каждый
день, каждый час желать его
смерти, по-моему, это не только вздор, но сверх того, так низко, так низко, что я не поздравляю вас с такими мыслями, маменька!
Печальный и нежный, любимый всеми
за красоту лица и строгость помыслов, был испит он
до дна души своей устами жаждущими и умер рано, одинокой и страшной
смертью умер он.
Умер он
за четыре
дня до начала войны, а накануне
смерти попросил известить монастырь...
Конечно, в эти трое суток напряженной, судорожной борьбы со
смертью было много сказано и сделано такого, о чем артель «Георгия Победоносца» не расскажет никому, ни
за какие блага,
до конца
дней своих!
Впадают в дикое отчаяние и, воспалённые им, развратничают и всячески грязнят землю, как бы мстя ей
за то, что родила она их и должны они, рабы слабости своей,
до дня смерти ползать бессильно по дорогам земли.
И начал я рассказывать ей о своём душевном
деле — про обиду мою на бога,
за то, что допустил он меня
до греха и несправедливо наказал потом
смертью Ольги. То бледнеет она и хмурится, то вдруг загорятся щёки её румянцем и глаза огнём, возбуждает это меня.
Это было в конце третьего
дня,
за час
до его
смерти. В это самое время гимназистик тихонько прокрался к отцу и подошел к его постели. Умирающий всё кричал отчаянно и кидал руками. Рука его попала на голову гимназистика. Гимназистик схватил ее, прижал к губам и заплакал.
Эта мера уже слишком решительна; но Екатерина не опасалась на ней настаивать и
за несколько
дней до своей
смерти, октября 22, подтвердила повеление об уничтожении вольных типографий (П. С. З. № 17523).
И вот я вам сказал сейчас «на смертном одре-с»; а меж тем вдруг,
за день уже
до смерти, волнуется, сердится, — говорит, что ее лекарствами залечить хотят, что у ней одна только простая лихорадка, и оба наши доктора ничего не смыслят, и как только вернется Кох (помните, штаб-лекарь-то наш, старичок), так она через две недели встанет с постели!
А там и говорят, что не дал Бог.
Что
за корысть великим воеводам
За дело земское стоять
до смерти!
Им хорошо везде. С царем повздорил,
Так в Тушино, — там чин дадут боярский;
Повздорил там, опять к царю с повинной.
И все они, прости меня Господь,
Для временные сладости забыли
О муке вечной. Им ли нас спасать!
Так
дело шло
до окончательного выгона из службы,
за которым следовали: кабак, нищета и
смерть где-нибудь на тротуаре или пропажа без вести!
Все новые битвы, новые
смерти и страдания. Прочитав газету, я не в состоянии ни
за что взяться: в книге вместо букв — валящиеся ряды людей; перо кажется оружием, наносящим белой бумаге черные раны. Если со мной так будет идти дальше, право,
дело дойдет
до настоящих галлюцинаций. Впрочем, теперь у меня явилась новая забота, немного отвлекшая меня от одной и той же гнетущей мысли.
Я был у него
за день до его
смерти. Крепко пожимая своей сухой, горячей, исхудавшей рукой мою руку и улыбаясь ласково и грустно, он говорил...
И во время страшной трехнедельной голодовки, когда по нескольку
дней не топилась печь, женщины отдыхали — странным отдыхом умирающего, у которого
за несколько минут
до смерти прекратились боли.
К вечеру «преданный малый» привез его в гостиницу des Trois Monarques — а в ночь его не стало. Вязовнин отправился в тот край, откуда еще не возвращалось ни одного путешественника. Он не пришел в себя
до самой
смерти и только раза два пролепетал: «Я сейчас вернусь… это ничего… теперь в деревню…» Русский священник,
за которым послал хозяин, дал обо всем знать в наше посольство — и «несчастный случай с приезжим русским»
дня через два уже стоял во всех газетах.
За несколько
дней до смерти ему назначили вечером теплую ванну, и он весь тот
день восклицал: «С нами бог!» — и смеялся; когда он уже сидел в ванне, проходившие мимо больные слышали торопливое и полное блаженства воркование: это старичок в последний раз передавал наблюдавшему
за ним сторожу историю о крещении Руси при Владимире Святом.
Дело произошло так, что Аллилуй, не желая более видеть неловких деревенских баб, пошел исполнять другую работу и хотел очистить засиженные птицами колокола; он делал это, держась
за веревочки и стоя сапогами на перилах, с которых он покачнулся, упал и разбился
до смерти. Пришел священник, отец Ипполит, по фамилии Мирдаров, — дал Аллилую так называемую «глухую исповедь», а потом положил ему в рот причастие и тут же сразу прочел ему и отходную.
История этого
дела такова. [Записано в 1917 году со слов самого Гроссевича
за несколько
дней до его
смерти.]
Евангел повествовал, что, по внезапной
смерти Горданова,
за которою не замедлил еще более неожиданный «скоропостижный брак неутешной вдовицы Глафиры Васильевны Бодростикой с Генрихом Ропшиным»,
дело о самой
смерти покойного Бодростина как-то вдруг стушевалось и все остаются довольны, не исключая главного виновника, умопомраченного Висленева, сидящего в сумасшедшем доме, чем он не только не обижен, но, напротив, необыкновенно дорожит этим удобным положением и сам
до того
за него стоит, что когда кто-то над ним подшутил, будто жена намеревается его оттуда вынуть и взять на поруки, то Жозеф страшно этим встревожился и сам всем напоминал, что он опасный помешанный и убийца, на каковом основании и упрашивал не выдавать его жене, а, напротив, приковать на самую толстую цепь и бросить ключ в море, дабы ни жена, ни Кишенский как-нибудь не похитили его насильственным или тайным образом.
— Да, вы отгадали, он отдал мне это письмо
за пять
дней до своей
смерти и взял с меня слово передать его вам лично в девятый
день по его
смерти. Вот это письмо.
— Спаси и помилуй, царица небесная! — прерывисто вздохнул лесник. — Спаси нас от всякого врага и супостата. На прошлой неделе в Воловьих Займищах один косарь другого по грудям косой хватил…
До смерти убил! А из-за чего
дело вышло, господи твоя воля! Выходит это один косарь из кабака… выпивши. Встречается ему другой и тоже выпивши…
После
смерти антрепенера она выходит
за лесного торговца, — и самым важным
делом в жизни начинает считать лесное
дело, а о театре отзывается: «Мы люди труда, нам не
до пустяков.
Князь любил ездить к старику и, бывало, целые
дни проводил у него в бильярдной, где неутомимо,
до боли в руках и ногах, играл в пирамидку,
за полгода же
до смерти старика он вдруг перестал бывать у Шабельских.
—
Дня за три
до смерти старухи Пеньков своей лошади кровь бросал… Я там был, ну, известно, помогавши, и… и умазался…
Убитого Ушакова хоронил весь город с музыкой и венками. Общественное мнение было возбуждено против убийцы
до такой степени, что народ толпами ходил к тюрьме, чтобы поглядеть на стены,
за которыми томился Винкель, и уже через два-три
дня после похорон на могиле убитого стоял крест с мстительною надписью: „Погиб от руки убийцы“. Но ни на кого так не подействовала
смерть Ушакова, как на его мать. Несчастная старуха, узнав о
смерти своего единственного сына, едва не сошла с ума…»
За несколько
дней до своей
смерти, покойный император, которому, как мы уже сказали, было известно положение
дел, приказал произвести несколько арестов. Начальнику казачьего полка Николаеву поручено было арестовать Вадковского, отставного офицера, который оказывал важное влияние на офицеров — своих прежних товарищей.
— Ничуть не бывало… Он себе живет прекрасно… Она родила благополучно
дня за два
до своей
смерти, и мне его отдали на грудь, я его и выкормила…
Согласно ее желанию,
за день до ее
смерти, ее посетил, напутствовал и приобщил св. тайн о. Иоанн Сергеев.
Она снова безумно влюбилась в Виктора Павловича. Он мог бы воспользоваться этим настроением молодой женщины и получить от нее согласие на брак, единственное средство сбросить с себя надетые ею оковы, но Оленин
за последние
дни до того возненавидел ее, что даже
смерть казалась ему лучшим исходом, нежели брак с этой мегерой, как он мысленно называл Ирену.